Малое путешествие по большому государству
|
|  Yüklə 450 Kb.
|
Глава 11. Как «косили» от армии.Итак, у нас была щлохинная эпоха, когда широко разлитой социализм полностью и окончательно победил здравый смысл. Нытики и пустомели утверждают, что тогда же были окончательно и полностью побеждены ум, честь и совесть русского и соседствующих с ним народов. Был май 1983 года, были грустные проводы и шокирующий обряд стрижки наголо. Новобранцев отводили в просторную свежевыбеленную комнату и, под мат-перемат, парикмахеры в белых халатах заставляли ощутить, что начинается совсем иная жизнь. Кстати, находились упрямцы: «только через мой и ваш труп, доберетесь до моих волос.» Они побеждали – скандалить у военных времени не было, транспорт ждал. До упрямцев добирались только в части, а там стригли уже не наголо, а бобриком. Это было мне зримым уроком: «не пасуй, сохраняй достоинство!» Один же гений – я с ним познакомился позже, на гражданке, – сумел именно в руках парикмахера спастись от призыва: «Не трогайте моих волос, они же живые, им же больно.» – взмолил он, цирюльники доложили сборной комиссии, а те, то ли очень тупые, то ли очень добрые: отправили парня на психиатрическую экспертизу, где он заслужил необходимый диагноз. Со второй половины 90-ых, с помощью мужественных «Солдатских матерей» – дай Бог столько упорства и грамотности нашим офицерам – уклонение от призыва поставлено на конвейер: памятки, юристы, журналисты на подхвате у пацифистов, трусов и просто не переносящих муштру парней. Тогда же, в 80-ые, уклонение было делом индивидуальным. Обычно уклониться от призыва называлось «закосить». Вот как закосил один мой приятель по Мат.-меху (его устные рассказы, в отличие от моих, всегда интересны, но не всегда правдивы). Получает он в руки гадкую и опасную повестку из военкомата, законопослушно является на прием. Военком начинает говорить как обычно, т.е. кричит-рычит, спасибо, что без мата. Юноше это не очень нравится, и он переворачивает ближайший стол, благо тот сделан не из дерева, а из пластика. Шокированный военком зовет подмогу, призывника отводят к психиатру, а оттуда – в клинику неврозов на обследование. Юноша в клинике рисует лабиринтики и рассказывает врачам про четвертое измерение: «с помощью которого можно выбраться из запертого помещения и даже из вашей палаты.» Врачи удивились, и отправили его в больницу для тяжелых больных, откуда тот выбрался хотя и без помощи четвертого измерения, но со справкой о безумии, опасном для Советской армии. Другой мой приятель жаловался на обонятельные галлюцинации, что и спасло его от армейских ароматов. Я не хотел поступать аналогично. Мне было противно изображать из себя психа, а к столь тонкому образу действий, как переворачивание столов и лекции о четвертом измерении готов я не был. Так же я обоснованно страшился, что любая моя попытка нарушить закон, – а все, косившие через психиатра подпадали под статью УК, только психиатры сами никогда о ней не хлопотали, неумелых «косильщиков» они просто отправляли служить, а не обвиняли в симуляции – приведет меня в тюрьму, т.к. за мною пристально следит ГБ, выгнавшее месяц назад меня с мат.-меха. И еще: все-таки было мне любопытно, что это за армия у нашего страшного и нелепого государства, о которой рассказывают много ужасного, но откуда почти все возвращаются живыми и без тяжких телесных повреждений. Глава 12. Я попадаю в в./ч. №54614. Мой любимый анекдот.Наше государство и за десять лет до своей смерти умело мыслить по ленински, особенно когда дело касалось изничтожения ненужного населения (прошу не путать СССР и Россию!). Поэтому, я не должен был дожить до сего дня: наша сборная команда, числом около двадцати, должна была отправиться на Сахалин, в часть, добывающую урановую руду. Соответственно она и была подобрана: треть уголовников (мелкие дела), треть евреев, остальные – молодые интеллигенты на грани призывного возраста, до этого успешно уклоняющиеся от службы, но в последний момент схваченные, не умеющие или побрезговавшие притвориться психами, а потому доставленные на сборный пункт. Все это были люди непредставляющие никакой ценности первому в мире государству трудящихся, было им самое место на урановом руднике. Я по возрасту, несудимости и национальности выбивался из ряду, но тут был персональный досмотр ГБ. Сперва оно (а какого рода ГБ? Если по двум буквам, то женского: «безопасность», а если по трем, КГБ, то мужского: «комитет». Я, как и большинство, присваиваю ему средний род. Для этого есть и веский аргумент: ГБ не способно к деторождению, лишь к детоумерщвлению.) не хотело меня совсем изничтожать, хотело только проучить покруче, потому предназначило к отправке в морфлот, где служат не два года, а три. Но военкомовский врач, от старости едва шевелящий руками и губами, упорно бормотал – сперва своему начальству, а потом и в телефонную трубку, –«ну никак не подходит Пименов в морфлот, ну никак не подходит.» Пришлось ГБ переориентировать Пименова на урановый рудник. Так я остался на суше, а морфлот плавает без меня, и кажется, не слишком удачно. Итак, сидели мы на сбор-пункте, начинали знакомиться и ждали отправки – к счастью, еще не зная куда, – пока самолет, долженствующий принести нас на Сахалин, не поломался. Нас быстренько перетасовали: в подмосковные леса. Так, счастливо избегнув морских опасностей и лучевой болезни, прибыл я в военно-строительную часть №54614, вспоминая дорогой свой любимый анекдот: «Приходит Петька к Василию Ивановичу, весь в бинтах и гипсе.
|