Валентин симоненко, бывший мэр Одессы, Председатель Счетной палаты Верховной Рады Украины, доктор экономических наук, профессор, академик

За двести десять лет Одесса прошла путь, который у многих горо­дов занял века. Рано сложившаяся архитектурная неповторимость, экономическая самодостаточность, включенность в европейскую культуру, чувство достоинства и любовь к вольномыслию отличали и отличают город и его жителей на протяжении всей его истории.

Как-то выдающийся писатель, Почетный гражданин Одессы Ми­хаил Жванецкий сказал, что Одесса держится на трех китах — море, медицине, культуре. И одним из трех, может, самым выносливым, оказалась культура.

Случайно ли это? Убежден, что нет. В Одессе, только родившейся, возник оперный театр, не уступавший лучшим театрам Европы. Здесь уже в 1825 году был создан первый музей. И нелишне напом­нить, что возник музей древностей из частной коллекции Ивана Бларамберга, подаренной городу.

И это было задолго до Павла Третьякова. И негоже нам забывать имена в нашей истории. Вспомнил об этом потому, что спустя почти два века другой одессит, не менее пламенно влюбленный в свой го­род, сделал ему достойный подарок. На алтарь любви к городу он по­ложил десятки коллекций, собранные им в течение жизни.

Запомним его имя — Александр Владимирович Блещунов.

Могу сказать, что мне повезло. Среди людей, давших мне путевку в жизнь, был и этот необыкновенно мудрый и щедрый человек.

Я сказал, что А.В. Блещунов создал музей. И это правда, хоть не вся правда. Он создал Дом, где общались, жили, находили приют сотни человек, альпинисты и физики, художники и артисты. Все они были его друзьями и воспитывали молодое поколение, тех, кто ежедневно находил дорогу в Дом Блещунова. Пообщавшись в этой среде год-два, молодой человек сам определял свое будущее, учился проклады­вать тропку в мир.

Это был открытый музей — одновременно театр, одновременно дискуссионный клуб, и здесь мы все становились взрослей, здесь на­чинали понимать, что такое истинная культура. А если учесть, что за спиной Александра Владимировича была Великая Отечественная война, которую он окончил майором, если учесть, что его именем был назван пик, им же покоренный, то можно представить себе, каким нравственным авторитетом пользовался этот человек.

А жил он в коммунальной квартире, в обычных советских услови­ях. И вот в последние годы, болея, предчувствуя, что жизнь заверша­ется, он обратился к городу и стране с просьбой создать из его кол­лекции музей. Даже трудно объяснить сегодня, насколько в те време­на это было сложно, казалось невыполнимым. Достаточно сказать, что на эту идею работал весь отдел культуры горисполкома, возглав­ляемый Нелей Лещинской, работала такая популярная газета, как "Вечерка", редактировавшаяся Борисом Деревянко. Я мог бы ска­зать, что эта идея воодушевила всю культурную и научную общест­венность города. И, тем не менее, за создание этого музея я как мэр получил выговор по партийной линии с занесением в учетную кар­точку. Чем горжусь до сих пор.

Еще раз повторю — мы создали не просто музей, мы создали Дом, где соединялись, соединяются и, надеюсь, будут соединяться сердца. Где альпинизм и культура стали воздухом, дыханием сотен людей.

Как же Одессе не гордиться таким гражданином, таким музеем? Как же нам не гордиться самой Одессой, в истории которой были такие неповторимые личности как Александр Владимирович Блещунов?

История учит прошлому во имя будущего. Я рад, что и сегодня не зарастает тропа в Дом Блещунова, что молодые люди здесь получают энергию добра на всю последующую жизнь, кем бы они ни стали — физиками или лириками.

Александр Владимирович Блещунов

Биография

Александр Владимирович Блещунов родился 25 августа 1914 г. в г. Харькове. В этом же году се­мья переехала в Одессу. Учился в Одесском инсти­туте инженеров водного транспорта, который за­кончил в 1939 г. В 1936 г. Александр Владимирович организовал при Одесском областном комитете физкультуры и спорта секцию альпинизма, был из­бран ее председателем и руководил ею до лета 1941 г. Он был организатором и руководителем альпинистских сборов и научно-спортивных экспе­диций в Крым, Карпаты, Кавказ и, наконец, — Па­мир, который он полюбил еще в 1938 г., когда вмес­те с биологом А.Е. Шевалевым прошел по Памиру с запада на восток, разыскивая путь через грандиоз­ный завал, образовавшийся на месте погибшего озера. Впоследствии альпинисты назовут на Пами­ре именем Блещунова один из пиков и перевал.

В 1940 г. он организовал по заданию Ленинград­ского физико-технического института научно-спортивную экспедицию на Памир, где были орга­низованы стационарные исследования физиоло­гии человека и растений на высоте 6 тыс. м. В экс­педиции приняли участие научные сотрудники Всесоюзного института экспериментальной меди­цины АН СССР. Кроме этого, группа альпинистов под руководством А.В. Блещунова впервые пере­секла хребет Академии Наук и открыла верховья ледника Бивачного на Памире. Значение научной части экспедиции было столь велико, что в начале 1941 г. АН СССР обратилась в Одесский област­ной комитет физкультуры и спорта с просьбой ор­ганизовать силами одесских альпинистов еще од­ну экспедицию на Памир для исследования кос­мических лучей. Но организацию этой экспеди­ции прервала война.

Александр Владимирович прошел славный путь от Сталинграда до Берлина и Праги. Сразу же по­сле войны альпинистский опыт А.В. Блещунова по­надобился в совершенно новой области — строи­тельстве крупных научно-исследовательских объ­ектов. Первым из них была высокогорная научная лаборатория на горе Арагац в Армении. В сложных горных условиях А.В. Блещунов возглавил строи­тельство, доставку уникального оборудования и его монтаж. Здесь в полной мере проявились за­мечательные организаторские способности А.В. Блещунова, завоевавшие ему глубокое уваже­ние среди ученых-физиков. Его личными друзья­ми были академики И. Тамм, А. Алиханов, С. Хейфец, профессор О. Агаханянц. Следующей его ра­ботой было руководство строительством электрон­ного кольцевого усилителя в Армении. А далее — возвращение в Одессу и руководство Проблемной лабораторией Одесского института холодильной промышленности. Ею он руководил до ухода на пенсию в 1974 г.

С 1946 года более тридцати лет он продолжал возглавлять восстановленную им одесскую секцию альпинизма. Практически до 1959 г. он ежегодно организовывал и возглавлял летние сборы альпи­нистов Одессы. А с 1960 г. занимался только орга­низаторской деятельностью. За все эти годы он подготовил тысячи разрядников по альпинизму, 70 мастеров спорта, свыше 30 кандидатов в мастера спорта, десятки инструкторов альпинизма.

Являясь спортивным руководителем одесских альпинистов на общественных началах, А.В. Блещунов оказывал огромное влияние на молодежь, развивал у молодых интерес к искусству, литерату­ре, поэзии.

Кроме увлечения альпинизмом, А.В. Блещунов пронес через всю жизнь и увлечение коллекциони­рованием предметов искусства. Как коллекционер А.В. Блещунов отличался широкими взглядами, считал свое собирательство не личным делом, а важным социальным фактором. Он полагал, что собиратели являются мощной армией хранителей культурного наследия прошлого, и что их собрания должны быть сосредоточены в официальных госу­дарственных хранилищах. Вот поэтому в 1988 г. он обращается к председателю правления Советского фонда культуры академику Д. С. Лихачеву с пись­мом: "Прошу принять от меня в дар Советскому фонду культуры собрание предметов прикладных и изобразительных видов искусств вместе с собран­ной мною библиотекой по искусству. Мой дар про­шу передать городу Одессе через Советский фонд культуры для организации в г. Одессе музея лич­ных коллекций".

Дар А.В. Блещунова был высоко оценен Со­ветским фондом культуры, от которого на имя да­рителя поступило благодарственное письмо за под­писью академика Д.С. Лихачева: "Дорогой Алек­сандр Владимирович! Советский фонд культуры благодарит Вас за бесценный дар родному городу — собрание произведений искусства, на основе кото­рого в Одессе создан Музей личных коллекций. Мы рассматриваем его как своеобразную модель музея нового типа, а Ваш поступок — как возрожде­ние в стране меценатства — прекрасной националь­ной традиции. От всей души желаем Вам здоровья, благополучия и успеха в Вашем благородном деле".

Музей был открыт 28 января 1989 г. при содейст­вии Одесского горисполкома и лично мэра города В.К. Симоненко, также известного альпиниста, уче­ника Александра Владимировича, ныне председа­теля Счетной палаты при Верховной Раде Украины и председателя федерации альпинизма Украины.

Как и при жизни Александра Владимировича (он умер 21 мая 1991 г.), в музей приходят его друзья и ученики, здесь проводят сборы альпинисты, про­ходят выставки художников и коллекционеров. Дом Блещунова — музей его имени — продолжает оставаться важным культурным центром Одессы.

А.В. Блещунов

В 1948 году московская экспедиция назвала одну из покоренных вершин Восточного Памира пиком Блещунова, перевал — перевалом Блещунова, и тем самым внесла имя одесского альпиниста и учено­го на карту мира.

Наше очередное субботнее интервью мы берем у заведующего Проблемной лабораторией Технологического института холодиль­ной промышленности, председателя Одесской федерации альпинис­тов Александра Владимировича Блещунова.

• 
  Если бы мы сейчас развернули карту СССР, нашли бы мы ка­кой-нибудь край, где вы бы не побывали? Какую-нибудь горную цепь, на которую бы вы не восходили?
  
• 
  При всей охоте путешествовать, масштабы нашей страны таковы, что везде побывать почти невозможно. И все-таки мне кажется, что я действительно побывал всюду: мне знакомы Кавказ и Памир, Алтай и Тянь-Шань, даже Камчатка.
  

Эта экспедиция имела научное значение. Она дала возможность нанести на карты пик Коммунизма, который к тому времени еще не был открыт: его считали одной из сторон пика Гармо. Очевидно, в память об этом открытии москвичи и назвали одну из вершин и перевал в этом уголке Таджикистана моим именем.

• 
  Как вы стали альпинистом?
  
• 
  До 16 лет гор я не видел. И вот, поступив в техникум, решил с группой ровесников путешествовать на Кавказ. И мы пошли в го­ры. Переход через перевал, взгляд на Эльбрус (тогда еще снизу) — это решило мою судьбу. В 1936 году я уже от имени Областного ко­митета физкультуры и спорта поместил в одесской газете объявле­ние — просьбу ко всем альпинистам города собраться на организа­ционное собрание. Пришло 15 человек — от профессора Е.А. Кирил­лова до трех... бывших членов дореволюционного Крымско-Кавказ­ского горного клуба.
  

• 
  В представлении многих альпинист всегда ассоциируется
  с драматичными развязками...
  
• 
  Почему всегда? Иногда. Никакого фатума над альпинистами нет. Конечно, всегда есть риск сорваться, расслабиться. Но все-таки альпинисты — счастливые люди (это стопроцентно), а не смертники. Случались драматичные ситуации и в моей практике. Падал, разби­вался. Видел гибель товарищей. Я же почти 35 лет поднимаюсь в го­ры. И все-таки ни разу не пожалел, что увлекся горами.
  

• 
  Я вспомнил, как академик Ферсман после одного трагическо­го случая в горах решил никогда не брать с собой женщин...
  
• 
  Наверное, я не суеверный. Мне кажется, что альпинизм — судь­ба сильных, а сильными бывают и мужчины, и женщины.
  

И еще — альпинизм стал массовым. Достаточно сказать, что сего­дня только в Одесской федерации около 300 альпинистов. Вот уже десятки лет я трижды в год везу мальчиков и девочек — начинающих альпинистов — на Карпаты, на Буг, на Кавказ. В Одессе живут 12 мастеров спорта по альпинизму.

• 
  Люди, с которыми вас сдружили горы...
  
• 
  Прежде всего, человек, чрезвычайно для меня дорогой, гениаль­ный физик, лауреат Ленинской премии Игорь Евгеньевич Тамм. Во­обще, много блестящих физиков — и Курчатов, и Алиханов, и Алиханян, и Капица — были альпинистами.
  
• 
  Александр Владимирович, в последние годы вы все свободное время отдаете самому младшему поколению альпинистов — нович­кам. Мне рассказывали, что вы работаете с так называемыми "трудновоспитуемыми". Вы считаете, что горы могут помочь им стать настоящими людьми?
  
• 
  Несколько шире. Я уверен: если обогащать жизнь подростка,
  исчезнет проблема "трудных" детей. Всю жизнь я собираю книги. Они к их услугам: читайте, спорьте, я помогу вам. Всю жизнь я соби­раю коллекции — от раковин всех морей и океанов до живописи, пи­санок, среднеазиатских скульптур из хлеба (думаю, что я сгубил в се­бе этнографа) — и даю им, моим подопечным, возможность смотреть, изучать все это, ощутить привлекательность ручного труда, мас­терство народных умельцев.
  

• 
  И последний вопрос. Остались ли непокоренные вершины?
  Есть ли к чему стремиться?
  
• 
  Остались. Об этом можно не беспокоиться. Ведь кто говорит, что взятая кем-то вершина — это взятая вами вершина?
  

Коллекция Александра Владимировича Блещунова на первый взгляд настолько разнообразна — здесь почтовые открытки военных лет и произведения русской живописи, пивные кружки и изделия из нефрита, кованые украшения из Туркмении и памятные медали, — что, кажется, могла бы удовлетворить вкусы как минимум двух-трех собирателей. И все же она соответствует своему владельцу. Но, что­бы понять это, нужно чуть больше знать и об Александре Владими­ровиче, и о его собрании.

У этого человека сотни друзей. Это не преувеличение. Долгое вре­мя Александр Блещунов, известный альпинист, возглавлял Одес­скую федерацию альпинизма. Но дело не в должности. Он воспитал (и тут вновь нужно называть огромные числа) многих альпинистов, выводил их в горы, учил азам скалолазанья, а главное — азам друж­бы. И навсегда — так уж повелось у этого человека — его дом оста­вался их домом.

Когда ни зайдешь к Блещунову, а знакомы мы были давно, у него молодежь. Менялся возраст хозяина дома, казалось, должен был ме­няться и возраст его воспитанников, знакомых, друзей. Но к старым друзьям ежегодно добавлялись новые. Были они молоды, но чувст­вовали себя тут настолько естественно, что сразу же становились завсегдатаями, навсегда своими в этом гостеприимном доме.

В 1948 году одна из групп московских альпинистов, среди которых были ученики Александра Владимировича, назвали одну из впервые покоренных вершин Восточного Памира пиком Блещунова. Это бы­ло выражением признательности учеников учителю, знаком искрен­него преклонения и дружбы. С тех пор на всех картах Памира, издан­ных в любой стране, есть эта точка — пик Блещунова.

Чем только ни занимался этот удивительный человек. Но всегда в его сердце оставалось место для поэзии, для поиска красивой рако­вины, необычного камня, осколка древней амфоры. В одной из ста­тей в "Комсомольской правде" его назвали как-то первым советским спелеологом. Он не был спелеологом. Но, узнав, что на Памире, где он тогда был, масса неисследованных пещер, Блещунов как опытный альпинист решил обследовать и их. Были ли находки? Конечно. И одна из них — маленький жук, выточенный много веков назад из камня, — стала памятью об этих исследованиях, заняла место в "раз­ношерстной" (и именно поэтому очень личностной) коллекции Александра Владимировича.

Десять лет назад я брал у Блещунова интервью. Оно было опубли­ковано в "Комсомольской искре" и называлось "В горах мое сердце". Речь шла и о том, как он, мальчишка, до шестнадцати лет не видев­ший гор, стал альпинистом, и о круге его друзей по походам в горы, среди которых был лауреат Ленинской премии физик Игорь Евгень­евич Тамм, и о том, как воспитывают подростков горы. Вспомнил об этом интервью я потому, что завершилось тогда оно вопросом — ос­тались ли еще непокоренные вершины, есть ли к чему стремиться? Александр Владимирович задумался, прошелся по комнате. "А кто сказал, что взятая кем-то вершина — это вершина, взятая вами? А как много вершин — это уже не из области альпинизма, а из облас­ти нравственности — нам нужно брать самим в себе. Только самим. За нас их никто не возьмет".

Коллекции, которые сейчас выставлены в музее, коллекции, соби­равшиеся долгую жизнь, сейчас завещаны собирателем родному го­роду, станут народным достоянием. Еще одна взятая вершина. Взя­тая самим в себе. Я бы даже сказал — второй пик Блещунова.

Вместе с Александром Владимировичем мы ходим по выставке.

• 
  Медальоны работы Торвальдсена. Это подарок друзей — семьи
  Дубовских. Один из них был организатором института связи. Кста­ти, они в дальнем родстве с Ф.М. Достоевским...
  
• 
  На акварелях Макса Волошина есть дарственные надписи Олимпиаде Федоровне Стояновой. Волошин дружил с этой одес­ской художницей долгие годы. У меня есть и пейзажи Стояновой. Зная о том, что я люблю творчество Волошина, Олимпиада Федо­ровна подарила мне его письма и акварели незадолго до своей смер­ти. Письма я передал недавно в музей-квартиру поэта, точнее, в тот день, когда было сообщено, что дом Волошина становится филиалом Симферопольского музея. А акварели останутся в нашем городе, где бывал Максимилиан Александрович.
  
• 
  А вот это обращение к солдатам и офицерам мы получили перед
  освобождением Киева в дни Великой Отечественной войны. Я сбе­рег его в своем планшете, как и открытку Кукрыниксов "По одесской лестнице", как и газеты военных лет...
  

Увы, не всегда так происходит даже в том случае, когда дарители пытаются передать собранные ими за долгие годы жизни художест­венные ценности государству. О судьбе некоторых рассыпавшихся, исчезнувших собраний рассказал в статье "Невосполнимое?" на страницах "Литературной газеты" наш земляк, профессор Илья Зильберштейн. И призвал создать Музей личных коллекций.

Читая эту статью, я вспомнил свою публикацию пятилетней дав­ности, напечатанную в "Вечерней Одессе" в апреле 1980 года. Тогда в Музее западного и восточного искусства состоялась выставка лич­ной коллекции, собранной почти за полвека Александром Владими­ровичем Блещуновым. Коллекция эта тогда же была завещана соби­рателем нашему городу. И вот теперь, читая появившуюся серию статей в центральной печати, размышляя о судьбах коллекций, я по­думал, а не слишком ли общей формулировкой я обошелся тогда в статье: кому, какому музею завещал собиратель бесценные сокро­вища? будут ли они выставлены или будут храниться в фондах? ощутит ли зритель обаяние, богатство души удивительного челове­ка, изучившего все эти произведения искусства и этнографии, атри­бутировавшего их, сохранившего для людей?..

Расскажу — хоть самым кратким образом — об Александре Влади­мировиче Блещунове.

В прошлом году А.В. Блещунову минуло 70 лет. Он родился в Одес­се, здесь окончил Институт инженеров морского флота. Много лет ру­ководил сооружениями инженерных комплексов для исследований в области науки (и отсюда его дружба, продолжающаяся до сих пор, со многими выдающимися советскими учеными). Лишь на четыре го­да войны прервал он свою научную работу. И об этой странице его биографии напоминают пять боевых орденов и десять медалей. Его страстью был альпинизм. И сотни людей этот человек вывел в горы. Не случайно ученики назвали одну из вершин и перевал на Памире его именем. И теперь фамилию нашего земляка можно прочесть на географических картах: есть на Памире пик Блещунова. А параллель­но жила в нем тяга к собиранию самых разнообразных предметов ма­териальной культуры, я бы сказал, духовного быта всех эпох. И стрем­ление передать впоследствии коллекцию своим согражданам. Это бес­корыстное движение души тогда в статье я назвал "вторым пиком" этого человека, покоренной им нравственной вершиной.

Коллекция Блещунова. Пожалуй, это не точно. Двадцать неболь­ших, но емких, интереснейших коллекций собраны этим увлечен­ным человеком.

И вот я вновь пришел в гостеприимный, буквально — открытый дом Александра Владимировича.

— Что чаще всего коллекционировали? Предметы искусства, — говорил он мне, продолжая разговор, который мы ведем годы. — А вот быт, интерьер обыкновенного человека как-то исчезал. Им не интересовались ни музеи, ни коллекционеры. Это особенно хорошо видно, когда сегодня кино или театр пытаются воссоздать "дух вре­мени" не в замках, а в жилище ремесленника, рабочего, крестьянина, мелкопоместного дворянина. Такова была моя главная предпосылка в коллекционировании.

А потом Александр Владимирович начинает показывать предметы вроде бы заурядные, но сегодня кажущиеся загадочными. Вот как, оказывается, выглядела подставка для установки на ночь карманных часов. А вот эти ножницы, оказывается, специально предназначены для снятия нагара со свечей. Мы привыкли к деревянным качалкам для теста, а в XIX веке они были фаянсовыми...

Двадцать коллекций. Каждая небольшая. Но интересны они имен­но в своей целостности. Вот флаконы для нюхательного табака, вот коллекция печатей — гербовых, семейных, личных. Вот коллекция вееров — русских, западноевропейских, дальневосточных...

В каком же музее, в каких музеях будут выставлены эти своеобраз­ные осколки зеркала, как бы запечатлевшие времена и эпохи?

— Завещание о передаче коллекций музеям оформлено у нотариу­са, но содержит в себе следы спешки, недодуманности с моей сторо­ны, теперь я это понимаю. Веера китайские и японские отойдут в от­дел Востока, веера европейские — в отдел Запада Музея западного и восточного искусства, а русские веера пойдут в Художественный музей. И та маленькая коллекция вееров, которую я собрал (их око­ло 30), окажется распыленной, и будут существовать отдельные предметы, а не коллекция. Это, вероятно, плохо.

Кумганы, чайдыши Средней Азии должны пойти Художественно­му музею, а афтобы, чилимы Ирана и Афганистана — Музею Запада и Востока. Коллекция металлических сосудов Ближнего Востока так­же распалась. Серебряные пояса Грузии, Армении и Азербайджана — это материал Художественного музея, а серебряные пояса и нагруд­ные украшения Ирана — Музея Запада и Востока, при этом набор женских украшений Туркмении вообще неизвестно, куда отнести.

Настенные тарелки, декоративные украшения закарпатских, хат, вышитые до революции фрагменты узбекской паранджи, старинная колода европейских карт, гуцульские писанки или коллекция евро­пейских и русских печатей (их около 70, камень и металл) в Одессе вообще никого не интересуют, и любому музею они окажутся не нужны. Значит, уйдут в подвалы...

И вновь мы возвращаемся в разговоре к идее музеев личных кол­лекций. Кстати, несколько дней назад в "Известиях" промелькнуло сообщение, что рижане уже готовят помещения, чтобы открыть в них первые в республике музеи частных коллекций. А тут даже искать помещение нет нужды. Сама квартира А. В. Блещунова, находящая­ся в центре города, на первом этаже, как бы рождена для такого уни­кального музея прикладного искусства. Только что под ней высвобо­дили подвалы — люди с радостью ушли в новые квартиры, а такому музею эти подвалы так были бы необходимы. Там можно хранить картотеки, справочники, вести научную работу.

Когда мы прощались, Александр Владимирович просил меня: пи­шите не обо мне, пишите о проблеме. Коллекции не нужно распы­лять, чем больше будет в городе маленьких музеев, чем они будут разнообразнее, тем ярче станет культурная жизнь города и горо­жан. Конечно, если эти коллекции заслуживают того, чтобы их по­казали зрителю.

Писать о проблеме и не написать о человеке мне показалось непра­вильным (надеюсь, простит меня А.В. Блещунов). Я понимал, что такая же ситуация может возникнуть завтра у любого другого кол­лекционера, который захочет подарить землякам свое собрание.

Давайте же бережнее заботиться о судьбах бесценных даров. Хочу напомнить статью в "Правде" художника И. Воробьева: "Знаю нема­ло людей, готовых безвозмездно передать или завещать музеям свои собрания. Что же сдерживает их? Музеи не обещают выполнить их единственное условие: чтобы коллекция реально стала общим до­стоянием, экспонировалась".

Действительно, как правило, у музеев, давно существующих, не хватает для этого помещений. Поэтому не лучше ли создавать на основе личных коллекций, которые тогда охотнее будут дарить зем­лякам, новые музеи при уже существующих, как было осуществлено с собранием фарфора А. Белого, как, думаю, нужно поступить с со­браниями А. Блещунова и всех тех, кто бы захотел оставить свой по­движнический труд в благодарной памяти людей.
Статья уже была подготовлена к печати, когда 18 июня в "Правде" появилась статья "Пришло время дарить", где сообщается, что Ми­нистерство культуры СССР приняло решение об организации в Москве "Музея личных коллекций, переданных в дар государству". Первым собранием, которым откроется этот музей, будет коллекция лауреата Государственной премии СССР, доктора искусствоведения Ильи Зильберштейна.

Комментирует это сообщение в той же статье директор Музея изоб­разительных искусств И.А. Антонова: "Надо отметить, что в нашей стране сейчас ширится движение за передачу государству личных коллекций. Думаю, что оно и дальше будет расти, и наш новый музей не останется в единственном числе. Подобные ему еще возникнут в различных городах нашей страны. Словом, пришло время настоя­щей заботы о личных коллекциях".