Томас Роберт Мальтус. Экономические взгляды Т. Мальтуса

Томас Роберт Мальтус (1766-1834) - видный представитель классической политической экономии Англии. Его открытия имеют огромное значение и в настоящее время.

Основные труды: «Опыт о законе народонаселения» (1798г.), «Принципы политической экономии» (1820г.), «Исследование о природе и возрастании земельной ренты»» (1825г.). Ею теория народонаселения стала неотъемлемой частью методической базы Чарльза Дарвина, Д. Рикардо и многих других мировых ученых. По словам М Блауга новизна и оригинальность теории принесли Мальтусу «совершенно невероятный успех, ни с чем не сравнимый в истории экономической мысли». Она стала неотъемлемой частью наследия классической

экономии.

Т. Мальтус свел причину бедности к простому соотношению темпа прироста населения с темпом прироста жизненных благ, определяющих прожиточный минимум - при благоприятных условиях (отсутствие вони, бо­лезней и нищеты) население растет в геометрической прогрессии, удваивается каждые 20-25 лет, а произ­водство пищи и необходимых предметов существования растет в арифметической прогрессии. Перенаселе­ние влечет бедность всего человечества как необходимый удел. По мнению Т. Мальтуса - всякая попытка усовершенствования человеческого общества с помощью социального законодательства (в т.ч. и в области ограничения рождаемости) будет сметена неодолимой людской массой, и поэтому каждый человек должен заботится о себе сам и полностью отвечать за свою непредусмотрительность. Т. Мальтус объяснял свое пред­положение биологическими способностями человека к продолжению роста, сводя его природные инстинкты к жи­вотным, а отставание производства продовольствия - ограниченностью ресурсов земли и популярным тогда и на­думанным «законом убывающего плодородия почв».

В теоретико-методическом плане Т. Мальтус не имеет существенных расхождений с работой своего друга и коллеги Д. Рикардо. Важным аспектом, в котором Мальтус пошел дальше Рикардо, является исследование про­блем реализации совокупного общественного продукта. Он выдвинул неожиданное тогда положение о недос­тижимости достаточного спроса и полной реализации производимого общественного продукта без посильного и необходимого участия в этом наряду с «производительными классами» и «непроизводительных классов». Он бро­сил дерзкий вызов тем, кто допускал абсурдную мысль о паразитизме огромных масс людей, относимых к непроизводительным классам и заявил, что служащие и другие непроизводительные слои общества - это сово­купность «третьих лиц», содействующих созданию и реализации общественного продукта. В принципе он предвосхитил роль интеллигенции в НТП и поступательного развития общества

Мальтус, как и Рикардо, считает, что пределов для расширения производства нет. Однако, в отличие от Рикардо он допускает возможность не только частных, но и общих временных кризисов. Его концепция о возможности полной реализации за счет спроса «третьих лиц» - по сути предотвращения кризисов - нере­альна. Но Дж М. Кейнс более 100 лет спустя заявил, что именно Мальтус вооружил его антикризисными идеями при создании теории эффективного спроса и роли в потреблении произведенного продукта промежуточных слоев общества.

Мальтус — одиозная фигура в истории политической экономии. Прошло более 170 лет после выхода в свет «Опыта о законе народонаселения», но идеи и имя его автора и теперь объект острых идеологических и политических дискуссий. От Мальтуса ведет свое начало мальтузианство — теория на­родонаселения, утверждающая, что все бедствия челове­чества должны быть приписаны перенаселению, а обще­ственный строй тут ни при чем. В настоящее время маль­тузианство играет немалую роль в идеологической борьбе между капитализмом и социализмом за развивающиеся страны. Реакционные мальтузианцы утверждают, что центральная проблема для этих стран — излишек и чрезмерно быстрый рост населения; решение этой проблемы и мини­мум буржуазных по своей сущности реформ могут от­крыть им «путь в высшее общество» (разумеется, капита­листическое). Марксисты говорят, что для скорейшей ликвидации экономической отсталости, необходим некапи­талистический путь развития, необходимы коренные соци­альные преобразования, которые только и могут дать выход скованной энергии народов. В этих условиях и рам­ках может быть эффективна известная политика регули­рования рождаемости и роста населения. Противополож­ность этих позиций очевидна.

Место Мальтуса в науке определяется двумя главны­ми моментами: выдвинутым им «законом» народонаселе­ния и его своеобразной ролью критика-помощника и противника-друга Рикардо.

Томас Роберт Мальтус родился с 1766 г. в сельской местности недалеко от Лондона и был вторым сыном про­свещенного сквайра (помещика). Поскольку состояния в английских семьях не делятся между детьми, он не полу­чил наследства, но зато получил хорошее образование — сначала дома, а потом в колледже Иисуса Кембриджского университета. Окончив колледж, Мальтус принял духов­ный сан в англиканской церкви и получил скромное место второго священника в сельском приходе. В 1793 г. он стал также членом (преподавателем) колледжа Иисуса и оста­вался им до своей женитьбы в 1804 г.: условием членства в колледже было безбрачие.

Много времени молодой Мальтус проводил в доме отца, с которым вел бесконечные беседы и споры на философ­ские и политические темы. Как это ни странно, старик был энтузиастом и оптимистом, а молодой человек — скептиком и пессимистом. Мальтусу-старшему были близки идеи французских энциклопедистов и английского утопи­ческого социалиста Уильяма Годвина о бесконечной воз­можности совершенствования общества и человека, о бли­зости «золотого века» человечества. Мальтус-младший был настроен ко всему этому критически. На будущее челове­чества он смотрел мрачно, в утопии Годвина не верил. По­дыскивая аргументы в спорах с отцом, он натолкнулся у нескольких авторов XVIII в. на идею о том, что люди размножаются быстрее, чем растут средства существования, что население, если его рост ничем не сдерживается, мо­жет удваиваться каждые 20—25 лет. Мальтусу казалось очевидным, что производство пищи не может расти столь же быстрыми темпами. Значит, силы природы не позво­ляют человечеству выбиться из бедности. Чрезмерная пло­довитость бедняков — вот главная причина их жалкого положения в обществе. И выхода из этого тупика не пред­видится. Никакие революции тут не помогут.

В 1798 г. Мальтус анонимно опубликовал небольшой памфлет под заглавием «Опыт о законе народонаселения в связи с будущим совершенствованием общества». Свои взгляды он излагал резко, бескомпромиссно, даже цинич­но. Мальтус, например, писал: «Человек, пришедший в за­нятый уже мир, если его не могут прокормить родители, чего он может обоснованно требовать, и если общество не нуждается в его труде, не имеет права на какое-либо про­питание; в сущности, он лишний на земле. На великом жизненном пиру для него нет места. Природа повелевает ему удалиться, и не замедлит сама привести свой при­говор в исполнение»¹.

Мальтус, видимо, был из породы тех английских джентльменов, которые непоколебимо уверены в превос­ходстве своего класса и своей нации, которые презирают всякое сюсюканье о бедных, несчастных и калеках, кото­рые с невозмутимым хладнокровием, в белых перчатках и строгом сюртуке, могут присутствовать и при бунте фаб­ричных и при казни сипаев. Такие люди считают жесто­кость разумной необходимостью, а гуманность — вредной выдумкой.

Впрочем, в жизни Мальтус, как сообщают современни­ки, был общительным и даже приятным человеком: его дружба с Рикардо косвенно это подтверждает. Он отли­чался удивительной уравновешенностью и спокойствием духа, никто никогда не видел его рассерженным, слишком радостным или слишком угнетенным. Такой характер по­зволял ему с равнодушием (может быть, и показным) вы­носить хулу, которой он подвергался за свои жестокие взгляды.

Правящим классам Англии, боявшимся влияния фран­цузской революции на народ, книжка Мальтуса пришлась как нельзя кстати. Мальтус сам был удивлен ее успехом и занялся подготовкой второго издания. Он съездил за границу (Швеция, Норвегия, Россия, Франция, Швейца­рия), где занимался сбором материала в обоснование своей теории. Второе издание резко отличалось от первого: это был обширный трактат с историческими экскурсами, критикой ряда авторов и т. п. Всего при жизни Мальтуса вышло шесть изданий «Опыта», причем последнее превы­шало по объему первое в 5 раз!

В 1805 г. Мальтус получил кафедру профессора совре­менной истории и политической экономии в только что основанном колледже Ост-Индской компании. Он испол­нял также в колледже обязанности священника. В 1815 г. Мальтус опубликовал свою работу о земельной ренте, в 1820 г.— книгу «Принципы политической экономии», в основном содержащую полемику с Рикардо. Лекции и вы­ступления Мальтуса отличались сухостью, склонностью к доктринерству. К тому же его трудно было слушать, так как он от рождения страдал дефектом речи. По политиче­ским взглядам он был вигом, но весьма умеренным, всегда стремился, как сказано о нем в английском биографиче­ском словаре, к золотой середине. Умер он скоропостижно в декабре 1834 г. от болезни сердца.

Мальтусову теорию народонаселения было бы неверно списывать со сче­тов как глупость или грубую апологетику. О ее влиянии на их мышление говорили такие люди, как Давид Рикардо и Чарлз Дарвин. Маркс и Энгельс писали, что она, хотя и в извращенной форме, отражает реальные пороки и проти­воречия капитализма.

Итак, Мальтус говорил, что население имеет тенден­цию увеличиваться быстрее, чем средства существования. Чтобы «доказать» это, он с размаху бил по голове читателя молотком своей пресловутой прогрессии: каждые 25 лет население может удваиваться и, следовательно, возрастать как ряд чисел геометрической прогрессии 1, 2, 4, 8, 16, 32, 64... тогда как средства существования могут якобы в луч­шем случае возрастать в те же промежутки времени лишь в арифметической прогрессии: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7... «Через два столетия народонаселение относилось бы к средствам существования, как 256 к 9; через три столетия, как 4096 к 13, а по прошествии двух тысяч лёт отношение это было бы беспредельно и неисчислимо»².

Мальтус был, возможно, неплохой психолог и ощущал силу таких простых и броских иллюстраций. Читатель был склонен забывать, что это только тенденция, и у него во­лосы становились дыбом от апокалиптического видения мира, где людям уже негде стоять, не то что жить и рабо­тать. Автор немного успокаивал его воображение, говоря, что в действительности это невозможно: природа сама за­ботится о том, чтобы эта тенденция не стала реальностью. Как она это делает? С помощью войн, болезней, нищеты и пороков. Все это Мальтус считал как бы естественным (в сущности, божественным) наказанием человека за его греховность, за неистребимый инстинкт пола. Неужели нет другого выхода? Есть, говорил Мальтус в своей книге, начиная с се второго издания: «превентивные ограниче­ния», или, проще говоря, половое воздержание. Мальтус хвалил поздние браки, безбрачие, вдовство. Но, положа руку на сердце, Мальтус сам не очень верил в эффектив­ность этих мер, и опять возвращался к неизбежности пози­тивных ограничений. Любопытно, что Мальтус в то же время отрицательно относился к противозачаточным сред­ствам, вопрос о которых уже начинал обсуждаться в его время. Такое ограничение рождаемости он отрицал как вторжение в компетенцию природы, т. е. опять-таки бога. Перенаселение в системе Мальтуса не только проклятье человечества, но своего рода благо, божественный хлыст, подстегивающий ленивого от природы рабочего. Лишь по­стоянная конкуренция других рабочих, которых всегда слишком много, заставляет его работать усердно и за низ­кую плату.

Мальтусова теория страдает крайней негибкостью, до­гматизмом. Ограниченный и притом отнюдь не достовер­ный опыт определенной стадии развития капитализма она пытается выдать за всеобщий закон, действительный для любой эпохи и любого общественного строя.

Неверно прежде всего, что тенденция к безудержному размножению может преодолеваться только недостатком средств существования и вырастающими из этого мальтусовыми демонами. Мальтус утверждал, что рост средств существования немедленно вызывает реакций в виде уве­личения рождаемости и численности населения, пока это опять-таки не нейтрализует указанный рост. В действи­тельности эта тенденция не только не является абсолют­ной, но на определенной стадии развития общества явно уступает место прямо противоположной тенденции: уве­личение средств существования и повышение жизненного уровня способствуют снижению рождаемости и темпов роста населения. В современных богатых странах Запада естественный прирост населения в 2—3 раза ниже, чем в бедных странах Азии, Африки, Латинской Америки. За 20—25 последних лет Япония, как известно, достигла зна­чительного экономического роста, а рождаемость за эти же годы снизилась почти вдвое.

Социализм полностью разрывает «роковую» связь ме­жду перенаселением и нищетой масс. Новый обществен­ный строй дает невиданно быстрый рост производства ма­териальных благ и более равное их распределение. Вместе с тем он дает людям обеспеченность, личную свободу, под­линное равенство мужчин и женщин, быстрый рост куль­турного уровня, открывая тем самым путь для разумного и гуманного регулирования народонаселения. Именно при социализме и коммунизме открывается возможность ре­шения одной из величайших проблем, стоящих перед че­ловечеством,— проблемы оптимума населения, т. е. обеспе­чения такого роста населения, который максимизировал бы производство и потребление, а в конечном счете, если угодно, человеческое благосостояние, счастье.

Обратимся теперь ко второму мальтусову участнику вечной гонки населения и ресурсов — к средствам сущест­вования с их арифметической прогрессией. Здесь Мальтус оказывается еще более неправ.

В самом деле, он рисовал примерно такую картину. Представьте себе участок земли, на котором кормится один человек. Он вкладывает за год 200 человеко-дней труда и получает со своего участка, скажем, 10 тонн пшеницы, которых ему как раз хватает. Приходит второй человек (мо­жет быть, вырастает сын) и на том же участке вкладывает еще 200 человеко-дней. Поднимется ли сбор зерна ровно вдвое, до 20 тонн? Едва ли, полагает Мальтус; хорошо, если он возрастет до 15 или 17 тонн. Если же придет тре­тий, то на новые 200 человеко-дней они получат еще меньше отдачи. Кому-то придется уйти.

Это в самом примитивном изложении так называемый закон убывающей отдачи (доходности), или так называе­мый закон убывающего плодородия почвы, лежащий в ос­нове учения Мальтуса. Существует ли такой закон? Как некий абсолютный и всеобщий закон производства мате­риальных благ — безусловно нет. При определенных усло­виях в экономике, очевидно, могут возникать такие ситуа­ции и явления, когда прирост затрат не дает пропорцио­нального прироста продукции. Но это вовсе не всеобщий закон. Скорее это сигнал для экономистов и инженеров, что в данном секторе хозяйства что-то не в порядке.

Приведенный выше пример изображает совершенно гипотетическую и условную ситуацию и уж во всяком слу­чае не исчерпывает проблему использования человеком ре­сурсов природы. Труд, о котором там идет речь, в реальной жизни прилагается в сочетании с определенными средст­вами производства. Если это сочетание правильно подо­брано, отдача данного количества рабочих часов не умень­шится. Особое значение имеет технический прогресс, т. е. вооружение труда все более производительными орудиями и методами. Данный участок может быть объединен с не­сколькими соседними, и отдача, весьма вероятно, возрас­тет в связи с увеличением масштабов производства, за счет лучшей организации, специализации, более эффективного применения техники³.

Исторический опыт развития сельского хозяйства в капиталистических странах опровергает Мальтуса и его про­гнозы. На это неоднократно указывал В. И. Ленин в своих работах по аграрному вопросу: технический прогресс в сельском хозяйстве во второй половине XIX в. позволил значительно увеличить производство сельскохозяйствен­ной продукции при относительном (и даже в ряде случаев абсолютном) сокращении занятой в сельском хозяйстве рабочей силы. Не менее резкие изменения в том же на­правлении происходят в сельском хозяйстве Северной Америки и Западной Европы после второй мировой войны. Это еще раз подтверждает, что угроза капитализму как системе вытекает не из «недопроизводства» жизненных средств, а из тех общественных противоречий, которые по­рождает эта система.

Фиксируя внимание на перенаселении, Мальтус отра­жал действительно, присущую капитализму тенденцию к превращению части пролетариата в «лишних людей», к созданию постоянной резервной армии безработных. Толь­ко это перенаселение, вопреки Мальтусу, является не абсолютным избытком людей по сравнению с естественными ресурсами, а относительным избытком рабочих, создавае­мым законами капитализма. Историческое место Мальтуса видно из следующих слов Ленина: «Развитие капитали­стической машинной индустрии с конца прошлого (XVIII.— А. А.) века повело за собой образование излиш­него населения, и пред политической экономией встала за­дача объяснить это явление. Мальтус пытался, как известно, объяснить его естественноисторическими причина­ми, совершенно отрицая происхождение его из известного, исторически определенного, строя общественного хозяй­ства...»⁴.

Объективный смысл сочинений Мальтуса в значитель­ной мере сводится к защите интересов земельных собст­венников. В работе о ренте и в его «Принципах» (1820 г.) это проявляется в полной мере.

Эта классовая позиция и личные свойства делали точку зрения Мальтуса в науке во многом отличной от Рикардо. В частности, там, где Рикардо смотрел, так сказать, вдаль, поверх противоречий и проблем, казавшихся ему частны­ми и преходящими, Мальтус останавливался и пригляды­вался. Так случилось с проблемой кризисов, которую Рикардо игнорировал, а Мальтус — нет.

Как уже говорилось, в этой области буржуазная полит­экономия исторически делилась на два главных течения. Смит и Рикардо считали, что ключевой проблемой для ка­питализма является накопление, обеспечивающее рост производства, тогда как со стороны спроса и реализации никаких серьезных трудностей не существует. Мальтус (одновременно с Сисмонди) выступил против этой точки зрения и впервые поставил в центр экономической теории проблему реализации. Тем самым он обнаружил незауряд­ное чутье противоречий капиталистического развития. Ри­кардо полагал, что реализация любого количества товаров и услуг может быть обеспечена за счет совокупного спроса капиталистов (включая спрос на товары производствен­ного назначения) и рабочих. И он был в принципе прав. Но возможность такой реализации не означает, что в дей­ствительности она протекает гладко и бесконфликтно. Совсем нет. Ход реализации прерывается кризисами пере­производства, которые с развитием капитализма все обо­стряются. Разрешение проблемы реализации и кризисов Мальтус искал в существовании общественных классов и слоев, не относящихся ни к капиталистам, ни к рабочим. Предъявляемый ими спрос только и может, говорил он, обеспечить реализацию всей массы производимых товаров. Таким образом, спасителями общества у Мальтуса высту­пают те самые землевладельцы и их челядь, офицеры и попы, которых Смит в свое время прямо назвал парази­тами.

Кейнсианство — ведущее направление в буржуазной политэкономии XX в.— возродило и взяло на вооружение основные идеи Мальтуса по вопросу о реализации и фак­торах «эффективного спроса». Не случайно Кейнс писал, что капитализму было бы гораздо лучше, если бы эконо­мическая наука в свое время пошла не по пути, намечен­ному Рикардо, а по пути Мальтуса. В современном арсе­нале экономической политики потребление товаров раз­личными промежуточными слоями и подталкивание этого потребления государством занимает видное место как антикризисная мера. Буржуазная экономическая мысль, неспособная дать научное объяснение основных закономер­ностей капитализма, вместе с тем прагматически, под дав­лением обстоятельств находит известные методы смягче­ния конкретных противоречий капиталистической сис­темы.

Источник: Жид Ш., Рист Ш. История экономических учений - М.: Экономика, 1995.
Глава III.ПЕССИМИСТЫ

С экономистами, о которых мы будем говорить в этой главе, наш путь изменяется. До сих пор нам приходилось лишь восхищаться новым, только что открывшимся строем фактов и тем, как в нем все дышало благом для отдельных лиц и целых наций. Но вот появляются новые учения, которые на лучезарный рассвет восходящей науки набросят огромную тень, и эта тень будет беспрерывно расти, пока не придаст ей облика "мрачной науки" (dismal Science), как назовет ее впоследствии Карлейль.

Вот почему мы называем их пессимистами, не вкладывая, впрочем, в этот эпитет порицания; наоборот, мы попытаемся показать, что их теории ближе к истине, чем теории оптимистов, которых мы будем рассматривать впоследствии. Но мы их называем пессимистами, потому что, продолжая подобно своим предшественникам утверждать тождество индивидуальных интересов с общим, эти новые учителя привели сотни основательных доводов против этого тождества; потому что они указали на существующие повсюду антагонизмы между землевладельцами и капиталистами, между капиталистами и рабочими, антагонизмы, вносящие расстройство в промышленность. Мы называем их пессимистами, потому что между естественными и даже провиденциальными законами, которые должны были осуществить естественный порядок при одном условии, что человек сумеет понять их и повиноваться им, они думали открыть другие, которые, как, например, закон о ренте, обеспечивают меньшинству праздных землевладельцев доход, растущий, по их теории, в прямом отношении к росту голода среди народа; или такие законы, которые, как, например, закон убывающего плодородия, ставили фатальный предел производству необходимых средств существования, предел, к которому производство уже приближается и который не оставляет людям иной перспективы для улучшения своей участи, как только добровольно ограничить свое число; или такие законы, которые, как, например, закон беспредельного уменьшения прибылей, рано или поздно должны завести индустрию в стоячие воды "неподвижного состояния". Они называются пессимистами еще и потому, что они не верили в возможность изменить направление этих роковых законов ни с помощью законодательных реформ, ни даже с помощью организованного действия всех членов общества. Вообще они мало верили в то, что мы называем прогрессом.

Но было бы неправильно думать, что они сами смотрели на себя как на пессимистов или что их современники считали их таковыми. Такую оценку им дали a posteriori; их самих она сильно удивила бы. Они, напротив, развертывают свои теории с ошеломляющим спокойствием. Они ни на минуту не задумываются над тем, что в их теориях можно найти оружие против существующего порядка вещей и против мудрости "Великого творца природы". Они думают, что они подвели под право земельной собственности несокрушимое основание, доказав, что земельная рента не создается землевладельцем; они думают, что они обезоружили дух возмущения, показав бедным, что они сами ответственны за свои несчастия.

Оба выдающихся представителя этого учения, Мальтус и Рикардо, были филантропами, друзьями народа; они сами об этом заявляют, и у нас нет никакого основания подозревать их искренность. Что же касается их современников, то последние нисколько не были обеспокоены их учением, а, наоборот, встретили с большим энтузиазмом появление этой новой политической экономии. Ей был оказан теплый прием в высшем английском обществе, а дамы даже брали на себя труд популяризировать в повестях и рассказах абстрактные теории Рикардо.

Следует, впрочем, признать, что они оказали науке и косвенным путем даже рабочему классу огромные услуги. Пессимисты делают для прогресса больше, чем оптимисты, даже тогда, когда они бессознательно относятся к своему пессимизму. Они заложили основание громадной работе по критике всех экономических доктрин и учреждений, работе, заполнившей весь XIX век и далеко еще не исчерпанной. Даже Карл Маркс, как мы увидим ниже, является интеллектуальным сыном Рикардо. Впрочем, среди их теорий есть такие, которые не носят пессимистического характера, но не эти последние создали им известность.