Приоткрой малахитовую шкатулку издательство «Просвещение», 1979 г. Здорик Т. Б

Много-много лет назад самому молодому из богов надоело заниматься обычным делом. Задумчиво бродил он по небу, и было ему очень и очень одиноко. «Вот если бы у меня был сын!» — мечтал он. В один пре­красный день он спустился на землю. Никто не узнал, что это бог — внешне он не отличался от людей. Но так же грустно и неприкаянно бродил он и на земле, пока не увидел однажды у ручья очень красивую и славную девушку. Они полюбили друг друга, и у них родился сын. Молодой бог был очень счастлив со своими сыном и женой, но не мог быть с ними вечно, так как на не­бе его ждали дела: он должен был помочь распреде­лять дожди и ветры. Нежно простился молодой бог с женой, сыном и исчез. Когда рассвело, женщина увидела, что молодой бог оставил сыну подарок: на траве лежал густо-зеленый и прозрачный камень. Она взяла его и повесила сыну на шею, чтобы дар отца хранил мальчика и приносил ему счастье...

До прихода на материк испанцев у аборигенов Центральной и Южной Америки изумруд, подобно зо­лоту, почитался как священный камень. Золото и изум­руды светились в храмах языческих богов доколумбовой Америки. Это были страшные, но понятные индей­цам боги. Они олицетворяли солнце и дожди, кукуруз­ные початки и зеленую плодоносящую землю. Их по­кровительство было жизненно важным. Из уст первых испанских завоевателей дошел легендарный рассказ об изумруде «величиной с яйцо страуса», которому «инки поклоняются как божеству». Маленькие зеленые камни перуанцы охотно носили на себе не как роскошь, а как таинственные могущественные талисманы. И первые, попавшие в Европу из Америки изумруды были перу­анскими. Они были много красивее уже известных еги­петских изумрудов — ярче, прозрачнее, чище. И в их честь эпитет «перуанский» стал для изумрудов синони­мом высшего качества. Из рассказа одного из современ­ников завоевания Америки мы знаем, например, что на корабле, отплывавшем из Перу в 1587 г., было два ящи­ка изумрудов. Дошел рассказ и о том, что покоритель Мексики Э. Кортес привез испанскому королю пять уди­вительных резных изумрудов, изображавших фанта­стические растения, рыб, животных — символы сози­дающей жизненной силы. Бразильские индейцы назы вали этот камень «Тепостон» — сын горы, колумбий­ские — «Тап-и-Акар» — зеленый камень.

Но у испанцев уже в те времена для изумруда бы­ло другое имя — «Эсмеральда» (вот что, к слову ска­зать, означает имя одной из известных героинь В. Гю­го). Миниатюрная крутобокая каравелла с распущен­ным по ветру парусом, в точности похожая на «Санта-Марию» Колумба, тонко вырезанная из цельного ко­лумбийского изумруда, осененная лучами золота и зе­леными бликами стоящего над ней вместо солнца изум­рудного креста, — выразительный символ колонизации Америки под эгидой христианства, маленький шедевр испанского ювелира XVI в. Вместе с золотом побеж­денной империи инков на рынки Испании и Португа­лии хлынули, удивительные изумруды Перу, Колумбии и Бразилии. Разоренная реконкистой¹⁵ Испания алчет сокровищ. Отчаянно бросаются на завоевание Нового Света лихие кабальеро, не имеющие за душой ничего, кроме беспримерной храбрости и беспримерной жесто­кости. Изумруд становится для них символом удачи и власти.

С тех пор как конкистадор Хименес-Кесада впервые увидел изумруды в руках пленного индейца, а было это, согласно историческим хроникам, 12 марта 1537 г., борьба между индейцами и белыми за «трагические самоцветы» Колумбии и Бразилии не утихает и по сей день. Не слишком богомольных и не всегда грамотных кабальеро сопровождали воинственные католические монахи. На наше счастье, христовы пастыри имели по­хвальное рвение заносить победы меча и креста в хро­ники. В этих старинных документах вперемежку с ле­гендами попадаются и подлинные странички истории освоения изумрудных копей Центральной и Южной Америки. Мы узнаем, что награбленные изумруды Пе­ру и Мексики вывезли за океан. Но ни в Перу, ни в Мексике испанцам не удалось найти месторождений изумрудов. Вот что повествует одна из хроник:

«9 августа 1564 г. неведомый испанский кабальеро на площади недавно основанного поселка Мюзо увидел, что под копытами его лошади ярко блеснули какие-то осколки. Он слез и поспешил собрать их и, когда понял, что это такое, попросил индейца назвать этот камень. Ответ был «Тап-и-Акар», что на его языке означало «зеленый камень».

Эту легенду приводит колумбийский историк Отеро Муньоза, рассказывая историю открытия колумбий­ских изумрудов испанцами. По данным другого исто­рика — Улисеса Рохаса, испанский наместник в Колумбии Диез Венеро де Лайва сообщил своему королю Кар­лу V в отчете 1 января 1564 г., что в 30 лигах (ли­га — около 5,5 км) от города Санта-Фе-де-Богата с «божьей помощью» были открыты изумрудные копи провинции Мюзо. Наместник называет имя первооткры­вателя — Хуан де Пенагос, блестяще характеризуя его как «опытного открывателя и завоевателя, способного вести трудные переговоры с целью овладения землями, на которых были открыты месторождения драгоценных камней» (Беус А. Далекие хребты Кордильер. М., 1976). Де Пенагос первым обратил внимание на такой факт: в куриных зобах в селеньях Калима и Мюзо попадаются мелкие зеленые камешки!

Мужественные индейцы Мюзо и Калима больше че­тырех веков вели борьбу за сокровища предков: отча­янные набеги, отравленные стрелы, спрятанные, зава­ленные камнями, заплетенные стремительно растущи­ми лианами выработки. С 1567 г., с тех пор как испан­скому королю была отправлена первая партия изумру­дов, рудники зеленого камня неоднократно переходят из рук в руки. И если знаменитое месторождение Мю­зо (или Мусо) испанцы нашли, захватили и эксплуати­ровали с XVI в., то другое, второе по величине место­рождение Колумбии — Чивор, известное еще во времена конкистадоров под названием Сомондоко, не без помо­щи индейских племен было забыто и скрылось под изумрудным плащом вечнозеленой сельвы более чем на 300 лет. Вторичное открытие этого месторождения произошло только в начале нашего века.

Miner19.jpg

«Интернейшнл корпорейшен оф Нью-Йорк», выкачи­вающие прибыли из Латинской Америки в США.

Но вернемся из Нового Света в Старый, тем более что там изумруды были известны и ценимы еще в Ас­сирии и Древнем Египте. Их находили на египетских мумиях в виде традиционных амулетов — скарабеев, в Греции и Риме — при раскопках Геркуланума и Пом­пеи. Нравились эти зеленые самоцветы и египетской ца­рице Клеопатре (69 — 30 гг. н. э.); они казались ей до­стойным материалом для увековечивания красоты соб­ственной персоны: Клеопатра имела обыкновение в знак особой милости дарить свое изображение, грави­рованное на изумруде. Видимо, этот галантный обычай частично способствовал оживлению работ на древних рудниках Аравийской пустыни. Во всяком случае, за этими историческими выработками сохранилось леген­дарное название «копи царицы Клеопатры», хотя из­вестно, что работы там велись еще почти за 2 тыс. лет до нее — со времен фараона Сезостриса (XVII в. до н. э.), а после эти рудники усердно разрабатывали и во времена Александра Македонского. На расстоянии 200 км от Нила и около 35 км от Красного моря про­тянулась полоса древних изумрудных копей. Возле мес­течка Джебель-Забарах, где по нескольку лет не выпа­дает ни капли воды, в 1816 г. были найдены остатки грандиозных горных работ. Некоторые выработки так велики, что в них могли одновременно трудиться до 400 рабов; отдельные шахты достигали глубины 200 м. Известно, правда, что после египтян и греков изумруд­ные копи разрабатывались римлянами, арабами и тур­ками вплоть до середины XVII в.

Из Египта изумруды поступали на рынки Востока и Греции. Нередко купцам приходилось прибегать к контрабанде. Случалось, что в Индию «изумруд... при­возили из Египта в виде вставки в перстни, сокрытыми в гнездах кораллом или малахитом. Затем их отрывали с него, а его (изумруд) оставляли» (ал-Бируни). Много интересных сведений об изумруде нам оставили уче­ные средневекового Хорезма. Одним из первых описал его географ и путешественник ал-Масуди (умер в 956 г.). У него мы находим детальное и образное опи­сание изумруда:

«Местность, где находятся рудники, называется Ал-Хорба, это пустыни и горы. Племена бажжа охраняют эти рудники. Они взимают дань с тех, кто направляет­ся для добывания изумрудов. Изумруды, добываемые в этих местах, делятся на четыре сорта: первый — мурр (цвета мирры). Это высший и самый ценный сорт. Он крайне зеленый, богат водой, и его зеленый цвет по­хож на цвет самых ярких листьев свеклы (силк). Этот сорт не имеет мутности и черного оттенка. Второй сорт называется бахри (морской). Это название дано ему по­тому, что цари приморских стран Индии, Синда, Зинд-жа и Китая стремятся приобрести его, хвастают им, украшают им свои короны, венцы, перстни, браслеты. По ценности он стоит вторым после сорта мурр. Его зе­леный цвет похож на цвет первого. Его вода похожа на цвет свежего листа мирта, который только что появля­ется на концах и по сторонам ветвей дерева. Третий сорт называется магриби (западный). Назван так пото­му, что цари народов Запада — франков, ломбардов, андалузцев, галлийцев, гасконцев, славян, русов — пита­ют пристрастие к этим камням. Четвертый сорт назы­вается асамм (глухой). Это низший из сортов и самый дешевый из-за бедности его водой и слабой зелености».

Miner20.jpg Опыт ал-Бируни со змеями

К некоторым безусловным в те времена свойствам изумруда ученый отнесся критически и, чтобы прове­рить их, проводит целую серию экспериментов не без риска для жизни. «К свойствам изумруда относится то, что единогласно приписывают ему рассказчики, а имен­но: при взгляде на него у ядовитых змей вытекают глаза. Это даже записано в «Книгах свойств», пере­дается из уст в уста и упоминается в поэзии. Сказал поэт Абу Сайд Ал-Ганими: «Как змея, натыкающаяся на изумруд, извивается от страха потерять глаза и зрение». Но, несмотря на единогласие рассказчиков, истинность этого не подтверждается опытом. Я провел так много испытаний, что больше этого невозможно: я опоясывал змею изумрудным ожерельем, сыпал изум­руды на дно корзины со змеей, размахивал перед ней нанизанными на нитку изумрудами и все это про­делывал в течение девяти месяцев и в жаркое и в хо­лодное время, но (в итоге) ничего не оставалось на ней, кроме изумрудного налета, на глаза же ее это не производило никакого влияния, если не усилило остро­ту ее зрения».

В античном мире почти нет достоверных сведений о каких-либо источниках изумрудов, помимо Египта, кро­ме одного, довольно существенного: первое научное описание изумруда приводит в 77 г. Плиний Старший. В нем встречаются такие строки об изумрудах: «Ин­дийцы весьма любят их за продолговатый вид и гово­рят, что это единственные драгоценные камни, которые не требуют золотой оправы; поэтому их просверливают и нанизывают на слоновые волосы. Другие находят, что лучше их не просверливать, если они совершенного ка­чества, а оправлять концы в золото. Поэтому старают­ся их лучше обрабатывать в виде цилиндров, потому что величайшее их достоинство состоит в продолговато­сти...» И далее: изумруды «знатнейшие суть скифские, названные по тому народу, у коего находятся...» Ски­фия находилась на территории причерноморских сте­пей, но никаких месторождений в этих местах нам не­известно.

Тем не менее в особой кладовой Эрмитажа в залах Скифии и греческого Причерноморья можно видеть серьги и маленькое ожерелье, составленное из тонких коротких обломков шестигранных призмочек неярких, замутненных изумрудов. Кристаллики просверлены и соединены звеньями золотой цепочки в единое оже­релье, принадлежавшее греческой или скифской девуш­ке (по времени изготовления оно относится к эпохе тес­ных контактов обоих народов). Известно и то, что ко­чевники-скифы достигали в своих конных набегах Ри-фейских гор (так называли в те времена Урал). Поэто­му вполне возможно, что эти приятные, радующие глаз кристаллы могли бы быть найдены среди выворочен­ных пней и звериных закопушек где-то в районе из­вестных нам месторождений Урала. Ведь именно так были найдены первые русские изумруды, положившие начало знаменитым уральским копям. Командир Екатеринбургской гранильной фабрики так пишет об этом открытии:

«Первое открытие изумрудов в 1831 году 23 генва-ря месяца лично мною (...Коковиным) сделанное. По­вод к тому следующий: крестьяне Белоярской волости, отыскивая смолистые сосновые пни, самосушник и ва­лежник для извлечения смолы, один из них¹⁶ нашел между корнями вывороченного ветром дерева несколь­ко небольших кристаллов и обломков зеленого камня, которое и само место найдения показал двоим своим товарищам. Все они копались в корнях, под корнями и нашли еще несколько кусочков, из коих поцветнее взяли с собой в деревню, а потом привезли для про­дажи в Екатеринбург... Между тем я был извещен от надсмотрщика моего о случае найдения оных камней с наименованием зеленоватых аквамаринов, которые через несколько дней по приказанию моему доставил мне маленький кусочек того камня. Двадцатичетырех­летняя служба при Екатеринбургской камнерезной шлифовальной фабрике, всегдашнее обращение при до­бычах и обработке цветных камней доставили случай к опытному различию оных и потому скоро заметил, что искомое сие не есть аквамарин, тяжесть и крепость несравненно превышает оный, отлом чище и стеклова-тее; при сравнительных пробах оказался крепче иност­ранного изумруда. Внимательные сии сравнения до­пустили меня мыслить, что доставленный мне кусочек есть изумруд. Немедленно беру рабочих людей с инст­рументами и еду на место найдения оного, снег и холод не могут препятствовать усердному розыску. Многие битые шурфы, смотря по склонности возвышений зем­ли, довели до жилы изумрудов, при преследовании оной найдено несколько кристаллов по сопровождаю щим породам, более уверившим меня, что есть изум­руды».

Miner21.jpg Изумруд в породе
От легенды к легенде, от сказки к сказке. А каков же он на самом деле, этот легендарный «сын гор», одолевший красотой и соответственно ценой «неодоли мый» алмаз? В чем его привлекательность?

Прежде всего в живом и насыщенном цвете, соче­тающемся с ясным блеском, прозрачностью — «водой», так характерной для всех бериллов вообще: ведь изум­руд — это не что иное, как изумрудно-зеленая разно­видность берилла. В оттенках его цвета есть живая зе­лень всходов озими, зелень едва раскрывшихся листь­ев, просвечивающих на солнце, но есть и совершенно специфический холодновато-синий оттенок, который да­же сравнить не с чем. Живость и игру придает изум­руду его свойство менять оттенок цвета при повороте камня. Посмотришь поперек кристалла — он теплый, свежий (всходы ячменя!), повернешь и посмотришь вдоль оси — появилась характерная изумрудная си-нинка.

Этим свойством закономерно менять оттенок окраски в зависимости от оптической ориентировки(так называемым плеохроизмом) обладают все берил­лы, но у бледноокрашенных кристаллов оно почти не­заметно, а у изумрудов часто проявляется четко.

Miner22.jpg Лучистые сростки бледно-изумрудного берилла

А вот перед нами большой ярко-зеленый кристалл, но вся середина его «съедена» — замещена тончайшей слюдкой. Это вторичная зональность, она возникает уже после образования кристаллов и показывает, что бериллы, как и большинство других минералов, вовсе не «вечны» и подвержены таким «ужасным событиям» минералогической жизни, как кристаллизация новых претендентов на жизненное пространство прямо «в те­ле» хозяев!

Призматические кристаллы изумруда шестигранны, как все их родственники, но столбик этой призмы обычно короткий и довольно толстый. Сверху кристалл «покрыт» плоской крышечкой пинакоида. Размер крис­таллов нередко достигает 2 — 2,5 см в ширину и до 7 — 8 см в длину. Но все крупные кристаллы, как пра­вило, мутны и непрозрачны. Они содержат включения мелких чешуек слюды или иголочек черного турмали­на. В лучшем случае острый глаз специалиста может обнаружить в них сантиметровые участки, пригодные для огранки. Настоящие «кондиционные» кристаллы обычно измеряются сантиметрами и их долями, а в ограненном виде уже каратами.

Но есть и уникумы. Самый большой кристалл был найден в 1956 г. в Южной Африке на месторождении Сомерсэт. Его размер 14x35 см, а масса прозрачной, «ювелирной» части 24000 каратов. Колумбийский изумруд «Эмилия» в 1795 каратов хранится в Му­зее антропологии в Боготе. Знаменитый изумруд гер­цогов Девонширских — цельная призма, завершенная пинакоидом. Масса изумруда 1385,95 карата, родом этот камень из Колумбии, «прописан» он теперь в Бри­танском музее естественной истории. В 1920 г. там же, на руднике Мюзо, был найден великолепный полногранный изумруд «Патриция» массой 632 карата. Сей­час этот кристалл находится в Американском музее естественной истории.

Изумруды подобного ранга были найдены и на на­ших изумрудных копях. Один из них — печально из­вестный изумруд Коковина, стоивший тюрьмы, а в кон­це концов и жизни командиру Екатеринбургской гра­нильной фабрики, обвиненному в хищении государст­венной казны, и хранящийся ныне в Минералогическом музее Академии наук СССР имени А. Е. Ферсмана.

Так дороги изумруды потому, что они очень редки. А вот почему они так уж редки — тоже можно понять, помня, что изумруд — это хромсодержащий берилл. Обычные бериллы возникают в месторождениях, свя­занных с гранитными массивами, — в гранитных пег­матитах, особенно красивые — в миароловых пустотах этих пегматитов. Встречаются они в зонах, «пропитан­ных» растворами и парами, отходящими от горящей гранитной магмы — грейзенах, в кварцевых жилах, связанных с пегматитами или грейзенами, а то и прос­то в некоторых гранитах, особенно богатых парами и газами. А вот хрома-то в гранитах и нет! Этот хими­ческий элемент приурочен к темным ультраосновным породам, сложенным магнезиально-железистыми сили­катами: оливином, пироксеном, черной слюдой. Значит, чтобы возник хромсодержащий берилл, нужно, чтобы в одной и той же точке земной коры «встретились» ос­новные породы и богатая парами и растворами гранит­ная магма. Такая «встреча» — большая редкость. Вот тогда на их стыке может возникнуть зона новых ред­ких пород — слюдистые, тальковые и хлоритовые слан­цы с линзами и жилами кварц-полевошпатового соста­ва. В них-то и встречаются изумруды. Чаще всего в слюдистых сланцах, тогда они самые темные и яркие, но, увы! часто мутные. Прозрачные и красивые изум­руды — в плагиоклазе, но, увы! здесь они обычно бледные. А самые красивые изумруды в тальковых сланцах, яркие и прозрачные! Жаль только, что имен­но в тальке изумруды встречаются реже всего. Такое происхождение имеют месторождения Африки, Ура­ла, маленькое месторождение в Альпах, не так давно открытое месторождение Индии.

miner23.jpg Фестончатый малахит

А Медногорский рудник изумлял все новыми сокро вищами. В 1835 г. нашли гнездо малахита в 3000 пу­дов (около 50 т). Повелел тогда царь сделать не вазу, не ларец, а целый малахитовый зал в Зимнем дворце. И потянулись с Уральских гор на Петергофскую гра­нильную фабрику подводы с малахитом. Однако на сплошные стенки и колонны никаких глыб не хватило бы. Пришлось пойти на хитрость: на основу из просто­го камня или металла особой мастикой, смешанной с малахитовым порошком, кусочек к кусочку приклеива­ли тонкие, не толще 4 мм, малахитовые пластиночки. А чтобы узор легче подбирать, рисунчатые малахито­вые плашки распиливали на тонкие слои — рисунок при этом словно переходил с одной пластиночки на другую. Потом эти пластиночки складывали — фестон к фестону, завиток к завитку и получались диковинные узоры: то словно мятый бархат, то извилистые бегу щие ленты, то глазки и завитки. Только потом уже цельное изделие полировалось до блеска. Эта филигран ная техника, изобретенная уральскими малахитчи­ками, так и называлась «русская мозаика». 133 пуда (больше 2 т) малахита ушло на отделку малахитового зала. С полу, поддерживая лепной карниз золоченого узорного потолка, поднимаются малахитовые колонны и пилястры. В высоких зеркалах над малахитовыми каминами отражаются чудные вазы, плоские и яйце видные, похожие то на греческие амфоры, то на широ когорлые кратеры.

Трехметровые малахитовые торшеры и фигурные канделябры несут сотни бронзовых подсвечников. За­тейливый, меняющийся узор камня завораживает глаз, ведет с гладкой столешницы на резную вазу, со стены на стену и вдруг обрывается: место это словно затя­нуто зеленым шелком — шелковым блеском отливает камень.

Miner24.jpg Плисовый малахит

Изделия из уральского самоцвета можно увидеть и в знаменитой Сикстинской капелле в Ватикане.

Но Урал лишь одна из страниц в истории этого кам­ня. Тонкий зеленый след малахита уходит далеко в глубь веков. Люди знали его с незапамятных времен. Римский ученый-натуралист Плиний Старший впервые дал этому камню имя «молохитес» по сходству с бугорчатыми бархатисто-зелеными листьями мальвы. Из­вестно, что греки украшали малахитом свои храмы¹⁷. Есть сведения греческих историков, что именно мала­хит был использован в убранстве знаменитого Артеми-сона — храма богини Артемиды в Эфесе, считавшегося в древности одним из семи чудес света. Артемида — мужественная, спортивная богиня, владычица зверей признавала в жизни лишь охоту и всегда обитала в лесных чащах. Чем же, как не лиственно-зеленым ма­лахитом должен быть украшен ее храм? Указания на это есть в античных рукописях, но, к нашему несча­стью, ни сам храм, ни его малахитовые колонны до наших дней не сохранились.

Малахит, один из главных минералов меди, содер­жит 57% чистого металла. Кроме меди, в его состав входят кислород, углерод и вода. Образуется он чаще всего там, где медные руды выходят на земную поверх­ность. Особенно крупные залежи малахита получаются, если медная руда залегает среди известняков. Тогда грунтовые воды, размывая залежи сульфидов меди, постепенно насыщаются сернокислыми и медными ионами. Эти активные растворы, попадая затем в из­вестняки, легко растворяют их. Образуются трещинки, пустотки, пещерки, а углекислые ионы частично пере­ходят в тот же раствор. Как только концентрация меди и углекислоты становится достаточной, в трещинках, пустотках и маленьких пещерках отлагается новый ми­нерал меди, ее водный карбонат — медная зелень и ее благородная разновидность — малахит.

Кристаллики малахита — это тончайшие иголочки, но они почти никогда не растут поодиночке. Разраста­ясь из одного центра, эти иголочки создают лучистые шары — сферолиты. Но обычно в каждой трещинке, в каждой пустотке таких сферолитов множество. Тес­нясь, сдавливая друг друга, наползая один на другой, они сливаются в прихотливые гроздьевидные или почковидные сростки. Медные растворы, питающие рас­тущие почки, содержат то чуть больше меди, то чуть меньше — и вот каждый из вновь нарастающих слоев становится то темнее, то светлее. Ведь именно медь окрашивает минерал в зеленый цвет. Теперь уже не­трудно представить, что все затейливые узоры малахи­та возникают, если мы разрежем эту слоеную, кругля­щуюся выступающими полусферами почку вдоль или поперек. В местах, где иголочки росли спокойно, сфе-ролиты отчетливые и малахит будет шелковистый, как говорят малахитчики, плисовый, а там, где содержа­ние меди в растворе менялось чаще, слои тоненькие, почки плотные и иголочки не видны вовсе, зато четко выступает концентрическая полосчатость сложного рисунка.

Но бывает малахит (и очень часто!) и не плисовый, и не ленточный, и вообще не рисунчатый, особенно ког­да медленно окисляется на воздухе самородная медь. Тот же самый малахит здесь выглядит блеклым зеле­ным порошком. Порошковатый малахит покрывает са­мородки меди сперва легким налетом, потом тонкой рубашечкой, а потом и вовсе замещает самородки.

miner25.jpg Мачахитовая почка